Время максимальных нагрузок


В жизни Героя Кузбасса Виктора Ивановича Лихалета случилось пять экскаваторов – с 1980-го года по 4 ноября 2008-го, когда ушел он на пенсию. На первом, в бригаде Евгения Фомина, в свое время хорошо известной на разрезе «Черниговский», дорос из помощника до машиниста; вторая бригада – комсомольско-молодежная, Михаила Савчука, тоже бывшая на слуху; на третьем стал бригадиром; четвертый и пятый экскаваторы собирал с «нуля», создавая уже свои бригады.

Еще раньше успел поработать машинистом бурстанка, это тоже на разрезе; чуть-чуть – на Бирюлинской автобазе; до армии – на авторемзаводе. Итого из 39 лет трудового стажа 35 – черниговские.

Кстати, самому «Черниговскому»-«Черниговцу» через год исполнится 45 лет.

Разрез взрослел. Чем глубже уголь, тем огромнее становились экскаваторы, на смену железнодорожной вскрыше пришли БелАЗы, тоже с каждой пятилеткой увеличивающие мощь.

Вместе с тем, чем глубже, тем больше становилось угля коксующихся марок - дорогого, гарантирующего предприятию будущее.

Четыре, восемь, десять, двенадцать кубов – объемы ковшей экскаваторов, на которых работал Лихалет...

На вопрос, какой из них был любимым, отвечает сразу:

- Все.

Потом уточняет:

- Но лучший – самый последний. Я, собственно, сам на него напросился. Разговоры давно ходили: новый экскаватор придет, очень мощный, очень производительный. Но до него у меня и «194-й» не самым плохим был на разрезе, и бригада была хорошая.

Самый последний – ЭКГ-12 № 39, заводской № 3. Это значит – в стране на тот момент работали лишь два экскаватора такой марки – один где-то на Урале, второй – у нас, в Кузбассе, на разрезе «Междуреченский». Стоимость в рублях начала века – 93 миллиона, обещанная производительность – под 300 тысяч кубометров вскрыши, плановая окупаемость – как и у любых других экскаваторов – пятилетка.

Он окупился вдвое быстрее.

После того, как новый экскаватор проработал с полгода, Лихалета вызвал тогдашний директор: грузите, мол, 200-250 тысяч кубов в месяц, а по паспорту положено 300. Объясни, почему не получается?

- Взорванной горной массы, - ответил тогда Виктор Иванович, - мало готовится. 100-150 тысяч взрывают, мы только разгонимся – уже надо другой блок бурить. На всех бурстанков не хватает, надо добавлять сверлилки, чтобы они готовили большие блоки...

В тот раз бригаде продлили ремонт на неделю, вместо одного бурстанка загнали четыре, подготовили блок сразу на 350 тысяч кубов – только работайте, ребята.

- Нам на месяц, - до сих пор не может скрыть радостного удивления, - не хватило!

Чтобы понять, сколько грузил тогда в месяц «тридцать девятый», нужно представить кусок породы высотой 15 метров, шириной 60 метров и длиной метров в 400. Это примерно с десяток четырехподъездных хрущевок-пятиэтажек.

Сам ЭКГ-12 – тоже ростом с пятиэтажку, весом вдвое больше, чем считавшиеся самыми крупными до него ЭКГ-10. Ковш весил 22 тонны, нижняя часть – 27 сантиметров сверхпрочной марганцевой стали, промаркированной десятком буковок: на стирание, жаропрочность, ударопрочность… Тот, первый ковш, бригада стерла за четыре года. Сменного – четырнадцатикубового – ковша хватило чуть больше чем на два года…

Но, по Лихалету, «…тогда о рекордах разговора не было, просто мы разгоняли машину»…

О рекордах мы все-таки говорим, но стараемся избегать пафосности, употребляя более нейтральное «максимальная нагрузка на экскаватор». И сразу становится проще, удобнее от политкорректности найденной формулировки.

Да, можно сказать: бригада Виктора Ивановича Лихалета с разреза «Черниговский» неоднократно ставила отраслевые рекорды. Вроде как, несколько вершин, случившихся в жизни.

Случившихся – как упавших на голову. Упало – подобрал, не поленился – вот и рекорд.

Можно – менее трибунно, выведя за скобки удивление: такого до них не делал никто! – и получится нормальная, внятная проза жизни, в которой максимальная нагрузка на экскаватор вдруг станет логичным и неизбежным результатом всего, что было раньше.

Самый-пресамый максимум, достигнутый бригадой Лихалета – 542 тысячи тонн вскрыши за месяц. Сейчас на разрезе три ЭКГ-12, две другие бригады Евгения Ошовского и Анатолия Лемтюгова – сильные, сработавшиеся, - то и дело ходят где-то недалеко, машины у них помоложе, но вот что-то не срастается…

Прошу разъяснить, что же такое особенное нужно, чтобы «срослось»?

- В основном люди работают не за идею, а за деньги. Чтобы деньги были, надо ремонтировать экскаватор, надо объемы возить, а не сидеть и не ждать. И главное, чтобы никто не подставлял. Ведь в бригаде всего-то четыре машиниста да четыре помощника.

- Но в чем отличия-то?

- Такая ситуация, - неторопливо разжевывает Лихалет. - Смена началась, БелАЗы свои загрузил, у меня свободных 3-5 минут есть. Я начинаю диспетчера доставать: «Простаиваю, техники не хватает!» – «Пока нету, но буду иметь в виду. Если что-то появится или кто-то сломается, тебе дам»… А другой сидит, чаек попивает: нет и нет… Вот чем отличается бригада от бригады. Даже если один такой есть – уже в объемах бригада теряет по любому.

Утверждает, что в его бригаде «не подставляли», и в людях, так получилось, не ошибался.

- Виктор Иванович, а когда бригада идет на реко… на максимальные нагрузки, что делают остальные? Завидуют?

- Ждут, когда сломаешься. Тогда твои БелАЗы им достанутся.

Еще добавил:

- Конечно, не любой бригаде можно доверить рекорд делать, чтобы, по-русски говоря, не обкакаться. С иным сто раз еще надо подумать, стоит ли связываться.

Норма для «Черниговки» - три-четыре десятка экскаваторов, столько же бригадиров. Ближе к пенсии чуть не половина из них зарабатывают полный комплект «Шахтерской славы». Потихоньку нарабатывая опыт и награды; собирая коллектив, с любым из членов которого хоть в бой, хоть на рыбалку; на зуб пробуя адреналин максимальных нагрузок.

- Тогда, – воодушевляется Лихалет, - азарт появляется у всей бригады. Это было не только на последнем, это было на всех экскаваторах. Когда работает экскаватор, когда все получается... Как допинг... Например, я нагрузил 10 тысяч, следующая смена 10,5 – ага, «бугра» натянул, и все такое! Третий еще больше сделал, четвертый… И год работаешь так, два - нагрузка! Потом в другое место поставят, где не так важно, начинают придерживать – уже нервов не хватает. То ли сам не могу, думаешь, то ли не дают…

Про бригадирский корпус Лихалет говорит: «Это не диагноз, это болезнь».

В его бригаде работал бывший бригадир, который сам попросился в «простые машинисты экскаватора». Отличный специалист, хороший организатор. Но когда требовалось, к примеру, остаться за «бугра», отказывался категорически. Потому как от бригадирства – и это не шутка, а такая вот правда жизни – у него открывалась язва.

Требовать, договариваться, убеждать, просить, заставлять, отвечать за всех, понимать и мочь хотя бы не меньше других – и так далее, и так далее. Не каждому дано, далеко не каждому нужно.

- А все эти ордена, медали – играют какую-то роль в процессе?

- Потом.

- В смысле? – не сразу понимаю, о чем разговор.

- С тобой считаться начинают. Ты чего-то стоишь.

- Можно прийти, кулаком по груди: я – полный кавалер «Шахтерской славы»?

- Это на шахтах, знаю, бывало – «маяк», так сразу звенели громко. А у нас на разрезе маленько другая система. Бригадирский корпус – примерно в одинаковых условиях…

Спрашиваю, повезло ли ему с профессией? Отвечает:

- Она не скучная получилась.

- Ага, - цепляюсь, - загреб, поднял, высыпал. Загреб, поднял…

- Двух ковшей одинаковых не бывает, - окорачивает Лихалет. - Каждый БелАЗ подъезжает по-разному, каждый ковш разный, смотришь: здесь возьмешь, порода осыплется, потом чистить, а это время. И подсекаешь. Подобрал – тут начинает трескаться, тут начинаешь… Вроде, два рычажка вот таких, все на электричестве, а другой раз так в тяжелом забое надолбишься, будто кувалдой всю смену колотил…

- А если подходите к экскаватору, не видя, кто работает – можете по работе понять, кто? Есть собственный почерк?

- Да, у многих. По мелочам видно, по особенностям. Конечно, есть и обезличенные. А есть специалисты, которых видно сразу.

За жизнь, которую Лихалет прожил-проработал на разрезе, он насчитывает три жесточайших кризиса, грозивших не только отдельным разрезам, но и отрасли в целом. Во время второго из них – в девяностых – началась и всего через несколько месяцев закончилась горняцкая карьера одного из сыновей Виктора Ивановича, попавшего под сокращение.

- А третий кризис, - считает Лихалет, - сейчас начинается. Объемы, вроде, держатся, но уголь дешевый стал. Правда, люди думают: ну, мелкие предприятия пропадут, а таких как «Черниговка» разогнать – никто не позволит. Это надо сильно постараться...

- Но, - добавляет, - еще неизвестно, как повернется с углем. Если востребованным будет, то все будет хорошо. А если на газ все-таки переключат энергетику, то полетят разрезы…

Мы делаем прощальный снимок. Лихалет прикладывает парадный пиджак к груди, ордена и медали чуть слышно звякают, такие яркие и значительные на антрацитовом фоне, я спрашиваю, как среагировали дети на геройскую звездочку, и Виктор Иванович вдруг отвечает:

- Они и сейчас не понимают, по-моему, что это такое.

И затем добавляет:

- Мне ни за одну медаль не стыдно.

Словно точку ставит.

Игорь АЛЁХИН

г. Березовский