Харлей для Первомайки


Марш энтузиастов

…ОКП, МК-7, «Глинник», КМ-138, МКЮ…

Для кого-то странные и бессмысленные аббревиатуры, для Владимира Мызникова – его шахтерская жизнь. Комплексы, на которых довелось добывать уголь.

Или, точнее, шахтерское прошлое. Его и его родной шахты.

Сейчас и у него, и у шахты «Первомайская» другая песня. Или лучше – марш оптимистов и энтузиастов под названием струговый комплекс для безлюдной выемки угля на маломощных пластах: 174 секции, лавный конвейер, струговая установка, скребковый перегружатель и так далее, все известнейшей немецкой фирмы, изготовлено и укомплектовано специально под горно-геологические условия «Первомайской» (мощность пластов от 0,9 до 1,1 метра, угол залегания до 24 градусов)…

- Владимир Ильич, струг и то, что было раньше, – небо и земля?

- Конечно.

- А если на пальцах, для непосвященных?

- Я пришел – был комплекс ОКП, верх совершенства. Я такого не видел! А сейчас вспомнишь – допотопный век… Люди приходят устраиваться, спрашиваю: «Ты где работал?» – «Там-то, там-то, на таком-то комплексе». – «Сколько давали угля?» – «Много». – «Сколько – много?» «Тридцать тысяч в месяц!» – «Да это мало, дорогой ты мой, ты еще ничего про шахту и не понял… Автоматика у вас была?» – «Нет»… Он даже не знает, что это такое! А у нас на комплексах – пожалуйста, я могу сразу семь секций двигать, – нажал на кнопку, они идут! Оба последних комплекса были с автоматикой. Это уже не просто велосипед, это велосипед с моторчиком, будем так говорить…

- А сейчас? – рву его оптимистический монолог.

В ответ – победно-маршевое:

- Сейчас уже мотоцикл какой-то большой. «Харлей»!

А потом он – словно между прочим, невзначай – проговаривается про «…есть задумки, конечно…» и, не умея скрыть мечты, до которой – сколько там, месяц? – «…может, попробуем удивить Кузбасс, скажем так. На «Березовке» стругом не могут больше 30 тысяч в месяц давать. Здесь мы хотим тысяч по сто»…

«Березовка» - шахта «Березовская», предприятие, у которого тот же собственник, что и у «Первомайской». Но комплекс, на котором работать бригаде Мызникова, по словам спецов, уникален. Во-первых, все его составляющие произведены одним производителем, что в Кузбассе редкость. Чаще бывает – перегружатель одного завода, комбайн – другого, крепи – третьего, и при эксплуатации выясняется, что они друг другу «не совсем подходят». Во-вторых, как сказано выше, комплекс и строился-то под «Первомайку», с учетом ее особенностей. На что положено немало сил, мозгов и опыта. Чтобы в лаве работать, а не заниматься «подгонкой». И, наконец, есть под него бригада-миллионер, сложившаяся за многие годы и лавы.

Живая сказка

Шахте «Первомайская» тридцать пять. Столько же лет на ней проработал Мызников, больше двадцати из них – бригадиром.

К слову, есть ли в Кузбассе бригадиры с таким же сроком?

Но сейчас не о том.

Начинался 2009 год. До юбилея шахта не доживала из-за неперспективности и отсутствия угольных запасов, помноженных на экономический кризис. Почти всех проходчиков перевели на «Березовскую», из полуторатысячного коллектива на предприятии оставалось меньше трети.

Мызников рассказывает:

- Дорабатывали последнюю лавешку, и ничего впереди не было. И тут начинается война за этот струг: будет – не будет… Я же везде писал – и губернатору Тулееву, и президенту Медведеву через Интернет, премьер-министру Путину. Объяснял ситуацию: шахту закрывают, градообразующее предприятие, полторы тысячи людей!

Директор «Первомайской» Дмитрий Тупикин дополняет:

- Не секрет, что Мызников не только Герой Кузбасса, но и полный кавалер «Шахтерской славы», заслуженный шахтер. Когда надо что-то – он идет вперед, это нормально, но главное – не мы им пользуемся, а он сам понимает и знает. Иначе выглядело бы некрасиво: «Владимир Ильич, сходи, пробей какой-нибудь вопрос». Он сам готов…

Были письма, встречи с начальниками и депутатами; десант самых именитых первомайцев как на работу ездил в обладминистрацию; бригада Мызникова массово вступила в «Единую Россию»… И случилось невероятное – собственник решил шахту сохранить, вложив в новый комплекс полтора миллиарда рублей.

Правда, на шахте в будущее боялись верить до последнего.

Опять слово Мызникову:

- Мы знали, ради чего терпим: придет струг… Хотя, честно, до Дня шахтера точно не было ясно. Пошли первые железяки – тогда все… И кто в это верил, те и остались работать… Сейчас в любой отдел, любой кабинет зайди – совсем другое настроение, народ веселый, хороший. Раньше ходят двадцать человек по комбинату, больше нет никого. Сейчас кругом народ, на прием каждый день приходят человек по тридцать! Теперь шахте быть! На струге работать лет пятнадцать сможем, у нас столько пластов! Только режь и режь лавы!

Вторая молодость

Нет, это был не первый кризис в истории шахты. Труднейшими временами, когда предприятие могло кануть в Лету, стали и 1989-1995 годы. Перестройки, забастовки, кризисы… А потом – 4 сентября 1995-го, когда от взрыва метана погибли пятнадцать человек…

За пять лет сменилось шесть директоров – они даже не успевали хорошенько разобраться, что же это за должность такая…

- И на что, - спрашиваю, - шахтер Мызников в то время жил?

- Очень просто: таксовал. Зарабатывал деньги. По ночам собирал двигатели, я умею это делать. Смену отработаешь, потом откалымишь, утром на работу. Даже деньги тогда на книжку откладывал…

А потом на шахту пришел-таки «настоящий директор», Владимир Бучатский, и в новом веке у «Первомайки» случилась вторая молодость.

- …и добыча пошла, и 300-метровые лавы начались, и мы стали в месяц лупить больше ста тысяч тонн, и на миллион замахнулись. До миллиона не доходили несколько раз, 940-960 тысяч получалось. Не было впереди фронта работ, нас и притормаживали...

Это было удивительное время – шахта разминала мышцы, мечтала о большом, очень большом угле, мечты эти сверяя с возможностями.

- Как-то раз нам дали зеленую дорогу – попробуйте, сколько сможете за сутки. Где-то в 2003 году. Чистый эксперимент, 138-й комплекс. Шесть тысяч выдали мы! У нас линия работала, у нас комплекс работал, коллектив сложившийся, главное – чтобы наверху могли принять. Девочки постарались, вытащили уголь на-гора. Но мы могли бы и больше…

В октябре 2004 года впервые на Северном руднике Кузбасса бригада Владимира Мызникова добыла миллион тонн угля из одной лавы. В 2007-м результат был повторен.

Генная связь

Про себя Владимир Мызников уверен, что из породы лидеров. В армии этого не скрывал и дослужился до командира взвода в звании старшины. Уже на втором году работы на шахте стал звеньевым в комсомольско-молодежной бригаде. На третий год, единственный от городка Березовский, ездил фотографироваться на «Аврору» в Ленинград на фоне знамени революции. Мечтал пойти по партийной линии и учиться в партшколе: казалось, что именно это работа для лидера, и несколько лет был парторгом участка.

Говорит, что это, наверное, генное. Его отец в 17 лет сбежал на фронт, вернулся в звании капитана, с двумя орденами Красной Звезды, боевым был мужиком. Но не шахтером: месяц отходил как-то в шахту и «смылся оттуда, сказал, что окошек там нет».

Характер у Мызникова непростой. Если примет решение – прет как танк, неостановимо, без оглядки и без страха. Один из примеров – во время шахтерских забастовок первым на шахте сдал партбилет: как-то вдруг увидел, что коммунистическая партия и народ, оказывается, совсем не едины.

- Со мной потом и начальники не здоровались, и в горком вызвали, пропесочили. Сказали: все, ты на этой шахте не работаешь. А через полгода все прошло. Стали выходить массово…

Другой случай – начальство сказало, что надо отработать в праздник, 9 Мая, а он сказал: «Не буду. У меня отец воевал, это отца праздник и мой, раз я его сын. И людей заставлять не надо». Попробовали объяснить: шахте плохо, шахте надо. Он уперся: шахту знаю, начало месяца, еще будет время…

Бригада в праздник работала, Мызников – нет, и его сняли с бригадиров. Правда, через два месяца восстановили. Вспоминает, что даже извинились. Без злорадства вспоминает: так ведь и должно быть, если все по правде.

Спрашиваю, с чем не мирится в своей бригаде, и Герой Кузбасса не раздумывает:

- Сразу говорю: ни в шахте, нигде не терплю предательства. Но, допустим, недобросовестное отношение я тоже считаю предательством шахтерского труда. Разгильдяйства не люблю. Не люблю, кто пьет. Ну, хочешь напиться – возьми отгул, но чтобы на работе был трезвый, не с похмелья. А то: я не пил… Как не пил, ты коллектив подводишь! Они все знают – не люблю: в шахте это самое страшное…

Снова молодость

Но вернусь к «Харлею».

- Конечно, этот комплекс – подтверждение, что шахта начинает жизнь – не на месяц, не на год, - итожит Дмитрий Тупикин, который, как и Владимир Бучатский, относится к числу «настоящих директоров» (мызниковская формулировка) и который чуть больше полутора десятков лет назад пришел на участок, где работала бригада Мызникова, горным мастером. Который знает, что «шахта – такое место, где можно за день двадцать пять раз перематериться, переругаться и тут же пятьдесят раз обняться и работать дальше». Который говорит о плюсах Мызникова: «Это опыт работы, это профессионализм, а самое главное – общение с коллективом, уважение со стороны бригады не только за профессионализм, но и за человеческие отношения»; «бывают, конечно, в рабочем процессе какие-то противоречия, но в основном мы его слушаем, он нас слушает, дорога-то у нас одна»…

Вообще-то «Харлей» – культовый мотоцикл, олицетворяющий американские представления о свободе, жизни и молодости. Для бригады Мызникова и всей «Первомайской» новый комплекс – очередная молодость и будущее.

И напоследок.

Спрашиваю у Мызникова, не жалеет ли, что так и не стал партбоссом, сидел бы, мол, в чистом, говорил бы по-умному. Он не обращает внимания на иронию, жизнь, он это знает, дело очень серьезное:

- У меня все нормально получилось. Но, думаю, если и не шахтером, то я все равно кем-то был бы. Ведь как человек в своей жизни я состоялся.

…После тридцати пяти лет работы в шахте ему опять повезло. У него, Владимира Мызникова, нынче тоже время молодости.

Игорь АЛЕХИН

г. Березовский