Соболев Михаил Васильевич

Его биография - ничто иное, как содержательная частичка жизни поколения, которое в наши дни называют детьми войны. То поколение не опоздало на целину, и через остальные вехи восстановления великой страны тоже прошло. Оно мёрзло на сибирских стройках, получало дозы на испытаниях мирного и немирного атома, выводило военный флот в мировой океан, и, в числе прочих дел, подняло Кузбасс на сегодняшний уровень.

  • Перед Индонезией  » Click to zoom ->

    Перед Индонезией

  • Последний снимок с друзьями  » Click to zoom ->

    Последний снимок с друзьями

  • БЧ-5  » Click to zoom ->

    БЧ-5

  • Тамара Правдина  » Click to zoom ->

    Тамара Правдина


ИЗ МОГИЛЁВСКОЙ ОБЛАСТИ, ИЗ ИВАНОВИЧЕЙ

Михаил Васильевич Соболев (1941-1995)

Его биография - ничто иное, как содержательная частичка жизни поколения, которое в наши дни называют детьми войны. То поколение не опоздало на целину, и через остальные вехи восстановления великой страны тоже прошло. Оно мёрзло на сибирских стройках, получало дозы на испытаниях мирного и немирного атома, выводило военный флот в мировой океан, и, в числе прочих дел, подняло Кузбасс на сегодняшний уровень.

Один из рядовых участников тех главных дел века – он, Миша Соболев, приехавший в Кузбасс по комсомольской путёвке из Белоруссии, которая, как известно, поболее многих других заплатила за победу над цивилизованной Европой, что жарким летом в 1941 пошла на Советский Союз под командованием немецких генералов. На его малую родину в Могилёвской области хлынула орда, выгонявшая из домов жителей не одной только немецкой руганью, - были тут венгерские, румынские, итальянские, чешские и ещё чьи-то роты, батальоны, полки. Сам он этого тогда, кончено, знать не мог, он родился на свет чуть позднее, в сентябре, это мать потом обо всём рассказывала и другие старшие. И особо рассказывали про близких соседей, латышей, литовцев и эстонцев, которые лютовали, будучи присланными воевать с партизанами. В леса соваться они боялись, и зверствовали в деревнях над стариками, бабами и детьми, расстреливали редко, просто сжигали людей в домах, резали ножами детишек, а взрослых вешали.

Летом сорок первого, уже 23 июня, отец, в составе четырёх тысяч мужиков Чаусского района стоял с котомкой возле райвоенкомата, - оттуда их отправили в город Ярцево. По пыльной дороге Могилев – Чериков потянулись толпы беженцев, машины и телеги с ранеными и детьми. А на станциях Чаусы и Реста выгружалась Красная Армия. Мобилизованные крестьянки, ребятня и старики копали землю, готовили линию обороны по речкам Проне и Чаусу. Первых немцев наши отбили, но ввалились танки армии Гудериана, сразу два корпуса сошлись у железнодорожной станции Чаусы. Потом, через годы Михаил Васильевич возил свою семью туда к родным, там они ходили поклониться памятникам.

Его деревня Ивановичи уцелела по простой причине: она в сторонке, а война гремела вдоль больших дорог, сражения шли за транспортные узлы, за мосты, станции, города. Зато к ним в уцелевшую деревню, рассказывала мать, поселили немцев. Те согнали жителей в два или три амбара на краю, а сами расположились в тёплых избах. Когда стали угонять скотину, мать с месячным Мишей на руках и держа за руку ещё двоих, подошла к офицеру, бухнулась к нему в ноги, и он распорядился её корову не трогать. Оставили корову! Эта была единственная кормилица на всех малых обитателей тех амбаров, молочко пил не один Миша, его делили по каплям на всех. Корову прятали в лесу, не нашлось, видимо, доносчика, а немцы всё время менялись, наверное прибывали на отдых с фронта…

Прожили так почти три года, потом вернулась с великими боями Красная Армия, вернулась, и ушла дальше, в Европу, добивать врага. Деревня отдавала фронту последнее, а после победы отдавала последнее на восстановление страны, Миша окончил школу, райком комсомола искал добровольцев на Север, в Сибирь, на стройки – и он записался…

И вот осень 1959, сибирский город Сталинск, шахта им. Димитрова, общежитие в Тешлоге, первая профессия - подземный подкатчик, и первая зарплата. Деньги невеликие, но в деревне и таких не видели, и потому первые зарплаты - на подарки домой, родным. Ничего, что себе не оставалось, до получки можно и на пирожках, - четыре копейки штука, а если их ещё на горячую сковородку!..

Подошёл возраст служить, и вот она армия, точнее - флот.

Тихий океан, Владивосток. Учебный центр. Что и как там было, Михаила Васильевича теперь не спросишь, а спросить тех, кто служил там же, можно. Александр Фёдорович Федосов, известный в «Прокопьевскугле» бригадир проходчиков главнейшего направления с шахты «Тырганская» - он там служил подводником поздней - поясняет, что располагался учебный отряд на берегу знаменитой бухты Золотой Рог, через пролив от столь же знаменитого Дальзавода. И если Соболев, учился на машиниста кораблей со специальным энергоустановками, как записано в военном билете, значит, на подводной лодке он служил в БЧ-5, пятой боевой части. Так оно и было, вышел Соболев из учебки командиром отделения машинистов паровых турбин.

И вот она, подводная лодка, дизельная, но советский океанский флот уже набирается сил, у подводников началось освоение такого вида службы, как поход, или автономное плавание. Перед походом - бесконечные тренировки, Михаил Васильевич рассказывал, что такое, к примеру, срочное погружение. Экипаж не выпускался в море, пока не сделано 100 срочных погружений в бухте. Лодка выходит на середину и как поплавок ныряет вверх-вниз вначале без хода, потом на ходу. Сложный манёвр отрабатывается до автоматизма, зато потом, через месяц, вдали от родной бухты, лодка успешно удирает от обнаружения иностранными самолетами.

Обмундирования для автономок в жаркие моря ещё не было, в ходу были обычные солдатские кальсоны, - матросы и офицеры несут службу в них, обрезанных ножницами наподобие шорт, и с кусками обрезков тех же кальсон на шее - вытирать пот. Понятно, во что превращалась такая «экипировка» через несколько суток у мотористов… Потом, во второй половине 1960-х, на лодки стали поступать разовые майки и трусы, и тропическая форма, а у них всё было проще.

Из Японского моря они шли через Корейский пролив в Восточно-Китайское, днём в подводном положении, ночью – в надводном с зарядкой аккумуляторов. В Филиппинском море назначались районы поиска американских подводных атомных ракетоносцев. Уровень шумности наших лодок был намного ниже, чем у американцев, так что удавалось всё: экипаж осваивал боевое мастерство, а ребята-«пассажиры» из ОСНАЗа - отряда специального назначения - прослушивали сети боевого управления ВМС США и других стран, перехватывали и расшифровывали радиосигналы и переговоры, потом все вместе возвращались домой…

А далее подводнику Соболеву довелось участвовать, в событиях, в новейшей истории запечатленных как-то невнятно, а потому обратимся хотя бы чуть-чуть к истории вопроса. Середина ХХ века, крушение колониальной системы, первый президент свободной Индонезии, друг Советского Союза Сукарно стремится изгнать последних голландцев из Западного Ириана. В архивных документах читаем про постановление Совета Министров СССР о посылке в Индонезию контингентов ВМС и ВВС. На столичной авиабазе Кемаджоран приземлились 25 ракетоносцев Ту-16КС, и уже в начале 1962 года к дальним берегам прибыла бригада подводных лодок.

В одной из лодок за работу силовых установок, то есть, за нормальный ход корабля, то есть, за жизнь экипажа, отвечает старшина первой статьи Соболев, в числе других специалистов, разумеется. Теперь многое рассекречено, и известно, что первые четыре дизельные лодки вышли из Владивостока но¬чью 30 де¬каб¬ря 1961. Ко¬неч¬ный пункт - Су¬ра¬бая, глав¬ная во¬ен¬но-мор¬ская ба¬за Ин¬до¬не¬зии (ост¬ров Ява). Там наши подводники начали обу¬ча¬ть ин¬до¬не¬зийские экипажи, а сами - изучать боевую обстановку.

10 августа – день начала объявленных Индонезией боевых действий, если Голландия не уйдёт добровольно. Пополнив запасы, лодки (их было уже 12, причём, шесть с индонезийскими экипажами) вышли каждая в свой квадрат, ка¬ж¬дая име¬ла цель и получила команду: «оружие применять без ограничений». Им противостояли два фре¬га¬та, про¬ти¬во¬ло¬доч¬ный ко¬рабль, три кораб¬ля для пе¬ре¬воз¬ки тан¬ков, семь де¬сант¬ных ко¬раб¬лей, - не считая авиации, морской пехоты, ПВО и сухопутных частей.

- В под¬вод¬ном по¬ло¬же¬нии, - вновь вспоминается слышанное от Михаила Васильевича много лет назад, – у нас в от¬се¬ке + 62. Некоторые ребята па¬дали в об-мо¬рок, на¬чи¬на¬лись су¬до¬ро¬ги, потом врачи приказали выпивать по ста¬кану со¬ле¬ной во¬ды, и кололи глюкозу внутривен¬но. Вах¬ту не¬сли по 15 ми¬нут и по полча¬са от¬хо¬ди¬ли в кон¬це¬вых от¬се¬ках, там не так жарко.

Но войны не случилось: Сукарно забросил парашютистов, нищая послевоенная Голландия покинула последний уголок своей 300-летней колонии с миром. Победа! Только почему серь¬ез¬ные на¬ши из¬да¬ния об этой опе¬ра¬ции упо¬ми¬на¬ют как-то вскользь? Войну в Ко¬рее и Вьет¬на¬ме мы знаем, в Кон¬го и Ан¬го¬ле, в за¬ли¬ве Сид¬ра (Ли¬вия), Мо¬зам¬бике, Ни¬ка¬ра¬гуа – тоже. А Ин¬до¬не¬зия в спи¬сках не зна¬чит¬ся. Тем более, что эта страна пол¬но¬стью рас¬пла¬ти¬лась за помощь, случай редкий в наших международных связях, - вторым таким же честным партнёром через много лет станет Афганистан. Но это к слову.

Служба продолжалась. Дивизия подводных лодок - в бухте Ольга, берег в сопках, три пирса для лодок, несколько казарм в крошечном военном городке, и такой же крошечный посёлок офицерских домов и обслуживающего персонала. Под сопками – склады вооружения.

Но судьба, видимо, ещё не до конца испытала моряка Соблева. В начале очередного похода произошло что-то непонятное, - Михаил Васильевич вспоминал, что они остановились по какой-то загадочной причине. Все попытки тронуться с места были безрезультатны, и старшина Соболев с напарником получают приказ обследовать винты снаружи, может намотали что. Гидрокостюм на себя, инструмент в руки, и через торпедный аппарат – в подводное пространство. Единственное, что он запомнил, это то, что отплыл от борта на несколько метров. Дальше – тишина, после которой он очнулся в сухой и светлой каюте с иероглифами по стенам. Вошли двое, явно восточной наружности, вежливо поздоровались, один на почти непонятном русском объявил, что это – японское научное судно. И что они хотят знать, кто этот человек, которого они два дня назад подняли из воды.

Прошло много дней разговоров, бесед, допросов. Вежливость хозяев сменялась яростью и откровенными угрозами: они явно понимали, что перед ними не рыбак с сейнера. Сам «рыбак» тоже без труда догадался про «научных сотрудников», - всякого рода судёнышки без конца сновали по нейтральным водам вдоль нашего побережья. И понятие «военная тайна» для советского моряка было не пустым звуком. В конце концов, подводник сказал, что он матрос Тихоокеанского флота, и ещё через какой-то срок, состоялась передача его нашим.

Далее была череда устных и письменных объяснений, были допросы в Особом отделе и в штабах разного уровня. Даже командировка в Главный штаб Военно-Морского Флота в Москву произошла, правда, без конвоя, без сопровождающего, - летал один.

Закончилось всё благополучно: обвинений нет, и снова он у себя, в бухте Ольга, снова служба, даже в двух походах ещё успел принять участие. И в назначенный срок – увольнение в запас. А в запасе, к слову, медкомиссия долго ещё признавала его годным к службе на подводных лодках! Последняя такая запись сделана в 1985-м, через двадцать с лишним лет! А флотскую привычку появляться на людях исключительно выглаженным-вычищенным-выстиранным он сохранил до последнего дня. И брюки гладил, и носки стирал всю жизнь только сам!

А бывший штурманский электрик с крейсерской лодки К-99 А.Федосов помнит: в дивизии, в бухте Ольга, стоял памятник экипажу погибшей лодки, и надпись была, что не вернулись 90 человек. Про уцелевшего матроса там ни слова, да и той ли лодке поставлен тот памятник?..

А он после увольнения даже дома не побывал, - сразу на вступительные экзамены в знаменитый СМИ – Сибирский металлургический институт в Новокузнецке, на горное отделение. Несколько ребят так сделали, - попросились у командования, их пораньше отпустили, они подготовились и поступили! И Миша снова на шахте имени Димитрова.

Там, в шахтёрском посёлке, они просто не могли не встретиться - вчерашний матрос и студентка Кемеровского мединститута Тамара Правдина, дочь шахтёра, получившего тяжкую травму в годы войны. Попал под клеть: машинистка подъёма - они в одном бараке жили – уснула, по две же смены работали… Бывший крепильщик Пётр Андреевич Правдин получал за увечье от государства положенные 200 рублей, работал сторожем и наставлял своих детей главному чувству, чувству собственного достоинства: - Учись! Станешь человеком, но это ещё не всё. Человеком себя почувствуешь, когда тебя в первый раз назовут по имени-отчеству! Матушка, Мария Андреевна, добрейшая женщина, только поддакивала, да гладила по голове, пряча слёзы.

Народная мудрость бесконечна…

Потом был переезд молодой семьи в Кемерово, поближе к её учёбе. Она получила диплом и всю жизнь отработала по специальности, и сейчас Тамара Петровна Соболева возглавляет совет ветеранов больницы № 11, но вернемся в 1960-е. Глава семьи нашёл хорошее дело в Ягуновском шахтостроительном управлении, и оно стало ему своим на целую четверть века, на Ягуновке и сын Андрей родился, а отец его, начав слесарем, закончил директором ШСУ.

Передовой директор в почёте, его место, кроме стройплощадок, ещё и в президиумах, на слётах, на партактивах. А однажды руководство предложило ему должность председателя Рудничного райисполкома в Кемерове.

- Я узнала, - не может унять волнения по сегодняшний день Тамара Петровна, - и сразу звоню Евгению Васильевичу Кухаренко: - Спасите!

Спас.

Но жизнь продолжалась. Слово ветерану шахты Геннадию Петровичу Резникову:

- Ягуновское ШСУ основные объёмы выполняло у нас на «Ягуновской», - вело реконструкцию шахты. Миша там не один год был весьма толковым начальником монтажного участка, я много лет – замом директора шахты, так что судьба была познакомиться, а потом и подружиться. Он скоро стал главным механиком, а там и директором. Шахтостроители вели большие горные работы, строили на поверхности, возводили жильё - помню освоение за один год составило 16,8 миллиона рублей - ещё тех, настоящих, это очень много!

Потом руководство забирает у нас Соболева и перебрасывает на другую шахту, там срочное дело. А наша «Ягуновская» начинает помаленьку помирать, запасы – пласт Кемеровский, пласт Волковский - уже объявлены бесперспективными, вовсю идут разговоры о закрытии. В чём главная причина? В том, что не везло шахте на руководителей - я на своём веку там пережил 15 директоров! Однажды звонит Миша, мы встретились - я и ещё один его друг, Геннадий Федорович Желонкин - в баньке, и слышим:

- Мне предлагают «Ягуновскую», идти или нет?

- Идти, конечно!

Я даже позволил себе подробность, - мол, ты ещё свой потенциал не выработал, берись, сможешь. Я действительно верил, что шахту можно спасти, только сделать это сможет настоящий руководитель, и я Мишу таковым считал. И мы ему сказали, что поможем! На шахте к его приходу остался всего один забой и тот аварийный.

И вот на «Ягуновской» новый директор.

- Первое, что ему пришлось сделать в кабинете директора, - вспоминает один из друзей, - очистить директорский сейф, наполненный порожняком, – стеклотарой, пустыми бутылками!

Это не главное. Главное, он знает с чего начать – пока будет готовиться очистной фронт, надо создать участок открытых работ, чтоб уголь пошёл, чтоб деньги появились, хотя бы на зарплату людям.

Как вытаскивают предприятия из ямы? По-разному, - он начал с дисциплины, с руководителей, с современной технологии. В самый первый день собрал геологов, маркшейдеров с картами, с планами - найти яму и запустить забой! Выходы пластов нашлись на полях совхоза «Ягуновский», с сельским начальством договорились, не бесплатно, конечно, и новый начальник участка открытых работ, Геннадий Петрович Резников, бросает в бой экскаваторы, бульдозеры, самосвалы, срочно переброшенные «Северокузбассуглём» откуда-то, кажется с Петровской ТЭЦ. Микроскопические забои, микроскопическая добыча по 300, по 500 тонн, в чистом поле на ветру, на морозе днём и ночью, безо всяких гаражей! Но между тем готова главная «яма», забой по Волковскому пласту - складочка там нашлась на полмиллиона, примерно, тонн. Оттуда шахта и начала выдавать свою главную добычу. К слову, когда иссяк тот забой, закончился и «разрез», - они вернули обратно технику, вернулся в замы директора и Геннадий Петрович. Он своё обещание сдержал, помог другу, а самое главное - люди на шахте после долгого перерыва начали опять получать зарплату.

Тем временем, все эти месяцы шла тяжкая подземная схватка на северном крыле, том самом, что «бесперспективное». Пласт вскрыли раскроили совершенно по-новому, под очистной комплекс, мощный красавец 2ОКП-70, - на таком Герой Социалистического Труда В.Г.Девятко выдавал на «Распадской» свои миллионы.

А здесь этот комплекс уже приняли механизаторы, раскачали лаву, пошёл уголь, и своим чередом пошла подготовка следующих запасов, - тронулась из небытия «Ягуновская»! Через несколько месяцев впервые за долгие годы на складе скопилось сначала три-четыре, а потом 10 тысяч тонн добытого угля, - не загорелся бы! Михаил Васильевич первым в объединении проводит удачную экспортную сделку, продал первую партию угля, люди получили заграничные товары, в квартирах появились импортные телевизоры, видеомагнитофоны, о которых ещё мало кто знал. Продан следующий уголь, и прибывают легковушки, - сразу несколько сотен, народ оформляет документы!

Об экспорте надо сказать особо: право на прибрежную торговлю, выданное Совмиром РСФСР сначала только предприятиям «Облкемеровоугля», затем было распространено и на остальные шахты и разрезы, на определённые марки угля, кроме коксующихся. За рубеж хлынул «неорганизованный» уголь, у очень многих новоявленных торговцев ничего не получилось. Помнится, областной забастовочный комитет получил от тогдашнего главы администрации поручение продать 100 тысяч тонн угля и завезти в область сахар. Затея закончилась пшиком: уголь ушёл, но ни сахара, ни денег никто не увидел. Некоторые сбывали уголь вообще по бросовым ценам, доходило, помнится, до 30 долларов за тонну. Видимо, старались, лишь бы избавиться…

А у Соболева торговля пошла, у него на шахте уголь марки СС, разрешённый к продаже правительством. Он даже начал выполнять поручения других шахт, которые сами не отважились рисковать.

Но!

Но тут в полный рост выступили те, что держали под прицелом каждый его шаг с самого первого дня, - стачечный комитет и какой-то новый профсоюз, взамен «компартийного». Весь Кузбасс помнит этих бойких болтунов: на них наставляли телекамеры такие же бойкие репортёры, один бывший старший механик из Малиновки вещал по телевидению, что за наш уголь, нам продукты будут присылать самолётами, значит село – это «чёрная дыра», и средств ему не выделять! Громче всех и крикливее всех была на экранах группа депутатов областного Совета, - сессии проходили в прямом эфире. Это была группа демократического блока, они и название себе придумали – демблок. На сессиях этот демблок прославился тем, что был всегда против «комуняк», и всё! Сам ни единого доброго дела не сделал, только название своё несуразное на газетных страницах оставил. Но куда печальней то, что собственные «демократы» имелись на многих предприятиях. И след свой оставили, особенно в период, когда по стране победным маршем пошли выборы руководителей. Где как, а в Кузбассе с помощью этих выборов угробили немало шахт. На передовой шахте «Нагорная» - переизбрали директора, Героя Социалистического Труда В.М.Ерпылёва (слишком строг!), на своего в доску, и шахта затухла, сгинула, закрылась. Выбрали на «Распадской» боевого болтуна, он занялся дележом импортного барахла, так как больше ничего не умел, - его, конечно, скинули, но после пришлось попотеть, чтоб вернуть предприятие к жизни! Директором шахты им. Ленина был избран какой-то залётный из Средней Азии, и после него ушли годы на её реанимацию. Шахту «Полысаевскую» возглавил горный мастер с «Северной» из Кемерова, вскоре он был изгнан, оставив на шахте одну-единственную лаву, да к тому же в аварийном состоянии, почти полностью заваленную…

Были такие болтуны и на «Ягуновской». Как и повсюду, ни единого дельного предложения от них директор Соболев не услышал, только выкрики на собраниях: не трогать северное крыло: там получим только воду! Не открывать участок открытых работ: шахте нужен уголь, а не глина! Правда, когда оттуда и оттуда пошёл уголь, раздались возмущённые вопли:

- Почему премии нет? Вся шахта получила, а нам нет!

И вопреки этим и другим бездарям, в октябре 1989 «Ягуновская» выполнила план, - это случилось впервые, как утверждают ветераны шахты, чуть ли не за двадцать последних лет! Но ровно через год после прихода директора Соболева.

Но настоящая активность у демократов прорезалась, когда Соболев начал торговать с заграницей и пошли импортные товары – одежда, бытовая аппаратура, телевизоры, и невиданные ещё видеомагнитофоны. На Соболева пошли заявления в прокуратуру, в администрацию, президенту Ельцину: - Ворует!

И тогда один из кабинетов в шахтоуправлении директор освободил для работы проверяющих: комиссии сменяли друг друга, и бухгалтерия, и вся контора только и делали, что писали им отчёты и справки. Никаких преступлений не находилось, но борцы за счастье народа знают лучше, и пишут снова. Пишут, увиливая от прямых встреч с директором на собраниях, на планёрках или в кабинете. Директор кажется невозмутимым, но такая невозмутимость дорого стоит, и вот первый инфаркт, и вскорости второй.

- Тогда я ему: хватит, иди в объединение, - говорит генеральный директор «Северокузбассугля» тех лет Е.В.Кухаренко. - Экспорт на шахте наладил, вот тебе отдел ВЭД - внешнеэкономической деятельности. Он его создал, и мы начали торговать углём, и вскоре заключили строительный контракт, как А.И.Шундулиди в «Ленинскугле». Он там начал строить нынешний Центр здоровья шахтёров, а мы в Кемерове – нынешний Кардиоцентр! Миша поехал в Югославию, изучил условия, согласовал документы, подготовил договор с известной фирмой - мне осталось только подпись поставить. И я его назначил директором Дирекции строительства кардиоцентра, он набрал несколько специалистов и стал курировать объект: успели поднять корпус во весь рост, открыли поликлинику, пустили первую очередь кардиоцентра, надо бы продолжать, а тут грянул кризис. И достраивать объект пришлось уже не нам, - вон он стоит на горе в сосняке, научный центр. Красавец, видный со всех сторон! Вот только не забывали бы, помнили бы, кто эту стройку начал, и в каких диких условиях всеобщего разорения страны! В пору, когда все кинулись собственные карманы набивать…

Миша, к слову, в 1995-м и сам упокоился в палате кардиоцентра - уснул и не проснулся. Кончина праведника…

- А вообще, - продолжает Евгений Васильевич, - это была моя идея – направить его на «Ягуновку». Мы с ним, когда он был у меня замом на «Бутовской», провели в посёлок городской водопровод и реанимировали Дворец культуры, сделали восточную пристройку к областному Театру оперетты, перебросили канализационный дюкер через Томь, это первый такой объект в области. Потом у себя на «Ягуновской» он делал всё основательно. Потому мы ему на «Ягуновскую» - и комплекс, и Фёдора Александровича Анисимова с другой шахты сагитировали, и экскаваторы срочно перебросили. Человек делает, старается, такому помочь – мой долг!

- Но сгубили его эти горлохваты, - сокрушается Геннадий Петрович. – Они его до инфаркта довели, после него шахта опять вниз пошла, они и преемнику его, Анисимову, работать не дали…

Прошли годы, а Михаила Васильевича помнят добрым словом: при нём шахта ожила, при нём, после долгого перерыва, были построены два многоподъездных пятиэтажных дома. А после него шахты снова не стало. На этот раз поднимать её уже никто не стал: грянула реструктуризация, и шахту закрыли, как многим показалось, даже с какой-то радостью. Закрытие – дело лакомое…

 Виктор Кладчихин